Форум » » C'était Si Bon (24.12.2014) » Ответить

C'était Si Bon (24.12.2014)

Eliane Duvall: Название: C'était Si Bon Дата, место: 24 декабря 2014 года, Париж, Франция Участники: Eliane Duvall, David Stander Описание: Сочельник и Париж - что может быть лучше для теплых воспоминаний о былом?..

Ответов - 5

Eliane Duvall: Говорят, что родина очень много значит для любого нормального человека. Говорят, что даже если он отрицает любую связь с родной страной, значит, это просто защитные механизмы. Любому хочется иметь свой угол, у каждого в жизни должно быть такое место, куда хочется вернуться. Где, может быть, и никто не ждет, но сами стены города, деревья, тропинки и даже жители, - буквально все кричит: "Тебе здесь рады". Я за свою жизнь повидала немало странников. И хотя все они, как один, утверждали, что у них нет дома, они все равно всегда возвращались в одно место. Да и сама я путешествовала немало. Но сердце мое навсегда было отдано Франции. Я родилась парижанкой и все свои долгие годы жизни считала себя именно ей. Нейт в шутку дала мне прозвище "Дитя Ламанша", которое напрочь приклеилось, несмотря на мое явное равнодушие к своему полубританскому происхождению. В целом, ничего удивительного в том, что едва Виктор позволил мне поехать в Европу, я тут же отправилась в Париж, не было. Одну меня, правда, не отпустили, но мужчина с пониманием отнесся к моему желанию повидать родину. А путем многодневных уговоров, мольба, слез, шантажа и компромиссов мне предоставили целый день наедине с собой. И никаких сопровождающих. Только я и Париж. Ах Париж! Город любви, город контрастов, город тысяч лиц. Я люблю тебя всей душой и верна тебе на протяжении всех трехсот семидесяти шести лет моей жизни. Я повидала сотни городов, жила почти во всех европейских столицах. Но всегда возвращалась. И никогда не скрывала своего французского происхождения. За сегодня я успела ужасно устать, так как совершила немаленькую прогулку по центра города и сейчас присматривала кафе. Я не была во французской столице уже несколько лет, а в условиях динамичного двадцать первого века даже за месяц все могло измениться до неузнаваемости. Так что я довольно долго и вдумчиво изучала все кафе и ресторанчике в округе, выбирая наименее... туристский. Это было не так-то просто, учитывая самый, что ни на есть туристический район. Однако парижанка с вековым знанием родного города легко найдет искомое. Так что уже через несколько минут я снимала пальто с помощью вежливого официанта и выбирала столик у окна. В выбранном мной заведении витал потрясающий аромат корицы и кофе, а когда мадам за соседним столиком немного сбрызнула запястья духами, мне вскружило голову от типично парижской какофонии запахов: свежая выпечка и изысканный парфюм. За целый день я порядком проголодалась, так что заказала себе полноценный обед. И непременно с кофе и пирожным. Передо мной открывался просто волшебный вид на эйфелеву башню. А так как зимой темнело рано, то подсветку на ней уже включили. И только увидев это подсветку я осознала, что завтра Рождество. Когда живешь столько лет, немного по-другому относишься к праздникам. А уж Ра, который жил раньше, чем появилось христианство, и вовсе скептически относился к Рождеству. Но мне все равно хотелось верить в чудо. Появился легкий сквозняк, и я бросила взгляд в сторону нового посетителя, отвлекаясь от смс Виктору. Я обещала периодически выходить на связь. Так что я хорошая девочка, можно меня отпускать гулять и на подольше. В ожидании заказа я смотрела с легкой улыбкой в окно, натягивая шарф на лицо. Было так тепло и уютно. Даже странно. Сейчас двадцать первый век, а ведь в восемнадцатом в Париже было так же. Убери высотные здания, асфальтированные дороги, автомобили и все прочие признаки цивилизации, добавь немного природы, немного смрада - и получишь город моложе на пару-тройку веков. Те же люди, одетые в другие одежки, те же проблемы и те же радости. Люди уж точно не меняются. Я натянула рукава свитера до пальцев и вновь спрятала лицо за шарфом. Эйфелева башня является ярким примером того, как случайность может стать судьбоносной. В 1889 ее построили только ради Всемирной выставки. И теперь, посмотрите-ка, символ всей Франции. Хотя у меня с Эйфелевой башней была связана своя история. 1925 год, я была замужем жа крупным парижским дельцом. И вот как-то муженек прибегает весь в мыле - он де получил приглашение на закрытый аукцион, где можно купить Эйфелеву башню на металлолом. Муж мой в делах был дурак полнейший и всему, что имел, был обязан мне. Хотя и полагал, что это только его заслуга. Но я, как женщина весьма мудрая, не только не разубеждала, но и всячески подкрепляла в нем эту уверенность. Так или иначе, я в эту сказку не поверила и начала копать. Так я и познакомилась с Виктором Люстигом. Умен, красив, обаятелен, амбициозен. Гениальный аферист, да еще и носитель имени, которое все еще задевало какие-то струнки в моей душе. Я влюбилась в него и сама же помогла всю аферу провернуть. Мы сбежали в Австрию, где наши пути и разошлись. Узнав о том, что некто вновь затеял продажу Эйфелевой башни, я просто не поверила. А самое забавное, что ему это удалось. Правда, он все равно попался, но это определенно был один из самых ярких романов в моей жизни. От размышлений меня отвлек официант, поставивший передо мной тарелку с сырым крем-супом. Улыбнувшись ему, я с неохотой вернулась в настоящее. Как ни крути, но мне больше нравилось жить в тех веках. Пышные платья, балы, приемы, дворцовые интриги... В настоящем был один весомый плюс: в нем был Виктор. А значит, и моя жизнь.

David Stander: В мире современных технологий остаться одному практически невозможно. Человек, обладающий электронной почтой, фэйсбуком, твиттером, да тем же банальным мобильным телефоном проклят фразой «абонент в зоне доступа». Единственный способ уйти от этого безумия – скрыться в неизвестном направлении, оставив все девайсы дома. Обычно так делают героини всяких фильмов о романтике и прочей чепухе, и очень редко такое поведение встречается у взрослых мужиков вроде меня. Но это ладно, допустим, я на сорок восемь часов – сопливая девчонка, которая запуталась в жизни. Для девчонки у меня, конечно, недобор молочных желез и перебор с возрастом, но это мелочи. Главное – то, что я, кажется, смертельно устал и слегка – слегка! – запутался в происходящем. Распутываться я предпочитаю в местах знакомых и приятных, поэтому в том, что попутный ветер понес меня в Париж, нет ничего удивительного. Сочетать любование на пейзаж на фоне аппетитных француженок с размышлениями о том, что делать дальше, определенно одна из лучших моих идей за последний месяц. Я позволил себе потеряться в знакомом городе, потереться по переулочкам, пошаркать по мостовым, чтобы в конце концов выйти на улицу, знакомую мне еще с тех лет, когда я жил и работал в Париже. Губы невольно растягиваются в улыбке, словно я приветствую старого знакомого, а не захожу в ресторанчик, где не был – сколько лет? Эх, годы-годы. Чтобы сделать заказ, мне даже не требуется меню, и прыткий официант, кивнув кучерявой головой, стремительно исчезает в направлении кухни. Я снимаю наручные часы, кладу их на стол рядом с блокнотом и ручкой и расправляю фиолетовый в желтую крапинку галстук (№5 в моей коллекции); думать о кеми и оборотнях не хочется совсем, поэтому мой скучающий взгляд бесцельно блуждает по помещению. Несколько минут спокойствия после года непрерывной работы – право слово, у Вселенной должна быть совесть, чтобы не дергать меня сейчас. Я невольно настраиваюсь на окружающих: чуть-чуть копирую позу молодого человека в глубине зала, по-ностальгически легко улыбаюсь, подобно девушке за столиком у окна, смотрю на часы и постукиваю пальцами по столу – немолодая пара у входа. Это похоже на настройку радио и запоминание радиостанций. Требуется совсем немного времени, чтобы в моей голове появились чужие мысли – такие же четкие и ясные, как если бы они произносились вслух. Я лениво слушаю размышления молодого человека о его семестровом эссе и как раз переключаюсь на девушку у окна, когда мне приносят мой зеленый чай. На самом деле, я не очень верю в его полезность. Все в этом мире – дрянь, но зеленый чай – дрянь божественная. Может, я бы вернулся к работе, раз уж меня все равно отвлекли от излюбленного развлечения, но проскользнувшая в голове незнакомки фраза не могла не обратить на себя внимание. Тысяча девятьсот двадцать пятый год? Я прищуриваюсь, разглядывая хрупкую брюнетку – женственную и миловидную – уж точно не женщину в почтенном возрасте. Погашенные моим сознанием, все другие голоса меркнут, и я с интересом слушаю воспоминания необычной француженки. Вот уж не думал, что во время своего «отпуска» встречу такой интересный экземпляр... я даже не знаю, как ее назвать. Экземпляр – все-таки плохое слово для женщины. Пусть даже и рожденной не в этом и, может быть, даже не в прошлом веке. Гениальный как никогда, я не придумал ничего лучше, чем схематично нарисовать на салфетке Эйфелеву башню и подписать своим дичайше неразборчивым почерком: «Avec le temps, va, tout s'en va. Même les plus chouettes souvenirs», – кусочек песни Léo Ferré. Однако почерк кажется мне на этот раз слишком уж нечитабельным, так что я вынужден забросить эту идею. Ну что я, мальчик, что ли, салфетки за соседний столик просить передать? Припрятав свой шедевр в блокнот, я поднимаюсь с места и подхожу к столику незнакомки, чтобы отвесить ей поклон в стиле девятнадцатого века – совсем не шутовской, а по-серьезному, как будто я всегда так делаю, и заговорить на чистейшем французском: – Мадмуазель, нижайше извиняюсь, что вынужден вас потревожить, – я улыбаюсь ей и ерошу волосы, словно меня ужасно смущает то, что я сейчас делаю. – Понимаете, мой друг, Даниэль, он режиссер. И он снимает фильм о прекрасном Париже, – я обвожу рукой пейзаж за окном. – Вы прелестны как белые лилии в Тюильри, мадмуазель, и я бы советовал вас ему как музу и исполнительницу главной роли. Извините мою бестактность, я ужасно невежлив и прошу прощения, что прервал ваш отдых, – у меня такое выражение лица, будто я виноват во всех грехах мира, – но вы совершенно очаровали меня. Давненько я не выступал соло перед девушками. Однако сейчас главное держать марку и не расслабляться. Знал бы Даниэль, что я записал его в режиссеры – умер бы со смеху.

Eliane Duvall: Я хотела по-настоящему насладиться Парижем, поэтому, когда меня потревожили, я подняла недовольный взгляд на мужчину. Его немного спасли поклон и чистейшая французская речь. Впечатление же подпортили его слова. Услышав банальность, которой столько лет, сколько существует слава театральных подмостков, я лишь закатила глаза. Даже удивительно, как юные впечатлительные барышни покушаются на эту чушь. Классическая картинка: к симпатичной девочке 20-25 лет подходит мужчина "немногим за сорок" и предлагает роль в новом фильме - своем или своего друга. Обязательно: обходительность, холеный внешний вид и изысканные комплименты. В крайнем случае, можно использовать про "ангела с небес". Мужика портил только его галстук, от которого у меня рябило в глазах. Но, так или иначе, я не была готова связываться с маньяками, любящими подкатывать к девочкам вдвое моложе себя. И неважно, что я ему даже в прабабки уже не гожусь. - Благодарю, мсье, мне это не интересно, - ответила я крайне вежливо, улыбаясь мужчине, а затем возвращаясь к своему супу. Я вела себя так, будто ничего только что не произошло, и будто не стоял у меня над душой престранный тип в желто-фиолетовом галстуке. За столько лет я привыкла к мужскому вниманию. Иногда оно было приятно: если мужчина действительно находчив в комплиментах, или же если он любит столько сильно и бескорыстно, что это не может не подкупать. В остальных же случаях - а их большинство - мужчины "подкатывали" веками проверенным способом, считая себя при этом, разумеется, просто верхом оригинальности. Но я знала, сколько требовалось храбрости, чтобы просто поговорить с понравившейся девушкой, поэтому старалась отказывать максимально мягко. Хотя и попадались уникумы, конечно. Я задумалась, а как бы Виктор отреагировал на подобную ситуацию? За все время, что мы вместе, он ни разу не проявлял признаков ревности. Хотя сложно ревновать ту, кого из дома не выпускаешь. Вздохнув, я вновь отвернулась к окну. Было уже темно, так что все помещение кафе хорошо просматривалось в отражении стекла. Я поймала внимательный, будто бы изучающий взгляд типа в странном галстуке и тут же отвернулась. Жуткий он какой-то. Будто бы смотрит в самую суть и видит насквозь.


David Stander: Я ловлю каждую мысль этой француженки, и то, как она характеризует меня в своей голове, заставляет усмешку появиться на моем лице. Да уж, быть жутким типом мне, наверное, удается лучше, нежели галантным джентльменом с миллионом комплиментов в запасе. По крайней мере, с некоторых пор у меня много практики как раз таки в первом. Я опираюсь на стол одной рукой и громко вздыхаю. Театральщина, но что поделать. Боюсь, задорная улыбка в любом случае выдает меня с головой. – Вы уверены, мадмуазель? Подумайте: Париж двадцатых годов прошлого века, молодой аферист по имени Виктор решает провернуть самое великое дело своей жизни и!.. – я смотрю на Эйфелеву башню и замолкаю, так и не договорив. Пересказывать людям их собственные мысли – очень забавная практика. Главное не перегнуть палку, иначе можно нарваться на излишнее любопытство и последующие за ним неприятности. – Впрочем, если вы не заинтересованы, то не буду настаивать и мешать вам. Я и без того отнял много вашего драгоценного внимания. Бон шанс, очаровательная незнакомка. Я пожимаю плечами и, оставив на месте, где опирался, аккуратно сложенную салфетку с кривым рисунком Эйфелевой башни и строчками из песни, отправляюсь обратно к своему столику. Полагаю, ее должны заинтересовать мои каракули. Уже хотя бы потому, что я очень старался изобразить Эйфелеву башню Эйфелевой башней, а не случайным набором черточек. Впрочем, сомневаюсь, что эту конструкцию возможно нарисовать непонятно. Так или иначе, я предпочитаю оставить незнакомку переваривать все сказанное и полученное, а сам сажусь на свое место. Чай все еще горяч, так что я делаю пару глотков и принимаюсь писать в своем блокноте. Первым делом я делаю себе пометку об этой девушке и неком Викторе, с которым она живет и который не выпускает ее из дому. Если я прав, и она действительно обладает способностью, то неплохо будет привлечь ее к нам. Правда, сначала мне хотелось бы разобраться, в чем заключается ее способность, и не является ли она уже чьей-нибудь приспешницей. Попасться, как это сделал Александр в свое время, я не хочу. Не то чтобы я полагаю, будто санитары так просто могут расколоться и передраться между собой, но паранойя – замечательная болезнь, которая может спасти во многих ситуациях. Мне остается только подождать реакции, а потом уж я решу, что делать.

Eliane Duvall: -...и продать Эйфелеву башню, - я завершаю его мысль как завороженная, а затем провожаю мужчину задумчивым взглядом. Каким-то мистическим образом его слова совпали с моими мыслями. Какова вероятность того, что он мог прочесть мои воспоминания о Викторе Люстиге? Существует множество способностей, я повидала на своем веку совсем уж невероятные, но телепатия?.. Сообразив, что если я права, этот мужчина слышит все мои размышления, я усмехнулась и опустила взгляд. На столе, там, где он стоял, осталась лежать сложенная салфетка. Я протянула за ней руку, каким-то чутьем зная, что на ней. Avec le temps, va, tout s'en va. Même les plus chouettes souvenirs. И Эйфелева башня. Не образец высокого искусства, конечно, но вполне узнаваема. Мне было свойственно быстро принимать решения, поэтому, закинув салфетку в сумку, я встала из-за своего столика. - Я пересяду к тому мсье, - сообщила я выросшему передо мной официанту. Мальчик услужливо кивнул, но остался ждать обратной связи от принимающей стороны: дескать, а вдруг мсье меня пошлет куда подальше. А я уверенной походкой направлялась к столику предполагаемого телепата, и в голове у меня упрямо вертелась песня, строчки из которой он написал на салфетки. - Я передумала, мсье. Главная роль, кино, прошлый век - звучит неплохо. Приятно иногда вспомнить прошлое. Прошлое Парижа, я имею в виду, - невозмутимо произнесла я, присаживаясь напротив мужчины. - Меня зовут Элиан. Я понятия не имела, зачем лезла к этому весьма странному мужчине. В моей голове вертелась лишь мысль о том, что Виктору бы это не понравилось. Ну и настырные строчки из песни. - А вы весь актерский состав находите в кафе, мсье? Вдруг природа меня обделила актерским талантом? У меня не было никакого плана действий, сейчас я просто плыла по течению, позволяя незнакомцу вести беседу. Потому что с моей стороны лишь догадки. Если я права, то лучше мне знать наверняка. А если нет... Что ж, это было бы забавное совпадение. Официант засуетился, перенося мой обед на другой столик. Послав моему собеседнику легкую улыбку, я кивнула на старательного мальчика: - Вы не возражаете? Слова мужчины подстегнули мои и без того яркие воспоминания о Викторе Люстиге. Пожалуй, единственном, кто смог залечить сердечную рану. Как он был красив, вежлив и обходителен. А как умен! Пожалуй, это было лучшее его качество в сочетании с изворотливостью и богатейшей фантазией. Даже жаль, что наши пути разошлись столь быстро. Хотя в другом случае я бы наверняка расстроилась от его бесславной кончины в тюрьме. Со временем все проходит, как ни крути... Даже самые замечательные воспоминания.



полная версия страницы